339
К КРИТИКЕ ГЕГЕЛЕВСКОЙ ФИЛОСОФИИ ПРАВА
благоговением, то поэтому в новейшее время религия стала вообще неотъемлемым предикатом землевладения, и все сочинения, написанные в защиту института майората, проникнуты религиозной елейностью. Религия есть наивысшая форма мышления, доступная этой дикости.) «Явная, ясная самой себе субстанциальная воля» превращается в тёмную волю, подавленную властью земли и покорённую той непроницаемой стихией, к которой она прикреплена. «Обретающаяся в истине уверенность», которою является «политическое умонастроение», есть уверенность, стоящая на «собственной почве» (в буквальном смысле). «Ставшее привычкой» политическое «устремление воли» не является уже больше «лишь результатом и т. д.», а является институтом, существующим вне государства. Политическое умонастроение не есть уже больше «доверие», а есть, скорее, «уверенность, сознание того, что мой субстанциальный и особый интерес независим от интереса и цели другого (в данном случае — государства), находящегося в отношении ко мне как к единичному человеку». Это есть сознание моей свободы от государства.
«Поддержание всеобщего государственного интереса и т. д.» было (§ 289) задачей «правительственной власти». В ней нашли своё обиталище «развитой ум и правовое сознание всей массы народа» (§ 297). Эта правительственная власть делает «сословия, собственно говоря, излишними», ибо они [высшие государственные чиновники] «могут помимо сословий делать наилучшее, как они и при наличии сословных собраний должны постоянно делать наилучшее» (§ 301, примечание). «Всеобщее сословие, или, точнее, сословие, посвящающее себя служению правительству, непосредственно определено к тому, чтобы иметь всеобщее целью своей существенной деятельности».
А в каком виде предстало теперь перед нами всеобщее сословие, правительственная власть? Оно предстало «как существенно зависимое от государства», как «имущество, зависимое от благоволения правительственной власти». То же превращение произошло и с гражданским обществом, о котором раньше говорилось, что оно достигло своей нравственности в корпорации. Теперь же оно выступает в виде имущества, зависимого «от необеспеченности промысла и т. д.», от «благоволения массы».
Каково же это, якобы специфическое, качество владельца майората? И в чём может вообще состоять нравственное качество неотчуждаемого имущества? В неподкупности. Неподкупность представляется как высшая политическая добродетель, как абстрактная добродетель. Но в сконструированном Гегелем
